Улица Ленина. Повесть в 36 строфах - Алексей Тагамлицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не в старости же батрачить.
– А что ещё делать в старости? В потолок глядеть? Внуков на спине катать?
– Внуки – это хорошо.
– Не знаю, не пробовал.
6
– Слушай, у тебя есть деньги?
– Ну несколько копеек было в загашнике.
– Давай почту найдём. Хочу письмо отправить.
– Так можно позвонить. Вон будка телефонная.
– Голос выветрится, а письмо останется.
Казалось, что за час мы обошли весь городок и что ориентировались в нём лучше, чем в собственных биографиях, многие факты из которых были потеряны в пути, выбиты капитаном милиции Татаровым, высосаны комарами и оглушены криками огромных безликих репродукторов на вокзальных столбах.
Серёга попросил у женщины на кассе лист бумаги, конверт и пару марок. Карандаш дама одолжила с условием, что он не утащит инструмент с собой. Пожалуйста, не очень-то и хотелось! Не нужны нам ваши подачки! Хотя карандашик, безусловно, симпатичный, наточенный… Вот стерва.
Он уселся за столик и стал писать корявым почерком да ещё и с ошибками.
Ошибки не бросались в глаза, а были естественными.
Естественный отбор отсеивал плохие ошибки и оставлял хорошие.
И они вклинивались, становились своими. Их можно было встретить везде, и от них веяло какой-то теплотой.
Я заглянул через плечо.
Не стал вчитываться.
Серёга писал бабушке.
Бабушка не умела читать.
Но всегда, когда получала послание, плакала.
Серёга не знал, что бабушка практически ослепла.
Но она получит письмо.
И так же будет плакать.
А слёзы будут капать на письмо.
Но совсем не тронут букв.
А старые буквы сложатся в новые песни, и их будут транслировать на радио.
«Пионерская зорька» с исключительно детской наивностью делилась песнями светлыми и чистыми, будто только что появившимися на свет и ещё не понимающими, что происходит.
«Пионерская зорька» сменилась ровным голосом диктора, не предвещавшим, впрочем, новостей однозначно плохих или однозначно хороших. В космос мы уже слетали, а это значит, что на ближайшее время наши достижения закончились. Ну и правильно. Всего должно быть в меру. А то загордимся и будем мнить себя самыми лучшими. Уже были люди, которые так считали. Больше не считают.
– Сегодня Президиум Верховного Совета РСФСР принял указ ««Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Согласно ему, ведение паразитического образа жизни сроком от четырёх месяцев и более наказывается лишением свободы на срок до двух лет. Ленинские идеалы предполагают трудолюбие и усердие в работе. Да здравствует труд, товарищи!
Последняя фраза будто бы повторилась в голове несколько раз.
Владимир Ильич, это вы включили эхо?
– Нет-нет, батенька, здесь просто хорошая акустика.
– Мне кажется, вы действуете на моё сознание.
– Ну я же не Фрейд. Я тут ни при чём. Это всё они.
– Кто они?
– Портреты, батенька, портреты!
Со стены на меня смотрел с некоторым укором портрет Владимира Ильича.
– Серёг, ты когда из колхоза ушёл?
– В феврале. А что?
Своим взглядом Владимир Ильич показывал язык.
7
Серёге ещё повезло.
Срок моей годности истёк давным-давно.
Стрелка на часах, висевших на стене, заклинила и дёргалась то в одну сторону, то в другую, не останавливаясь на определённой отметке.
Серёге было душно от набираемого послания, поэтому он писал с открытым ртом.
А мне было душно от воспоминаний, и я вышел под дождь.
Последнее воспоминание – работа сторожем на молокозаводе.
У меня к труду отношение свободное.
Наверное, потому и ушёл, что не люблю различного рода формальности.
За их бескомпромиссность.
Должен – и всё.
Следует полагать, из-за этого с работой не сложилось.
Будь это моим собственным желанием – никаких проблем.
З/к Мотыгин попал на зону по собственному желанию.
А что касается денег… Не должны быть они постоянными. Заработал – потратил – забыл. Жизненный цикл их должен быть максимально короток, чтобы не привыкать к ним сильно.
А потом мы кладём их прячем под матрасом.
Ой, украли!
Просто спали беспокойно.
Спокойно не спишь, потому что всё знаешь.
Не узнавай ничего – спи крепко.
Добрых снов.
8
Вскоре Серёга вышел наружу. Дождь к тому времени уже заканчивался.
– Ты на зону хочешь?
– Кто ж хочет?
– Бездомные, например.
– Ну так мы не бездомные – у нас просто дом везде. Так ты чего про зону спрашиваешь?
– Ты радио слушал?
– Да какое там. Я же писал письмо.
– Если говорить вкратце, то безработных сажают теперь.
– За что?
– Ну мы же никакую пользу стране не приносим.
– А сами по себе мы не ценны?
– Очевидно.
– Просто мы уже б/у.
– Короче, если мы не будем работать, то нас посадят.
– Предлагаешь вернуться в Ленинград?
– Разве мы для этого проделали такой путь?
– А где мы?
– Да шут знает. Потом пойдём на станцию – посмотрим.
Пива бы сейчас.
Мы бродили, как бездомные улитки, ощущая тяжесть обстоятельств, но не имея возможности скрыться за ними.
Тотальная лужа.
Безысходное равнодушие.
Идёшь и думаешь: «Заболею или не заболею? Это даже любопытно». Играешь с самим собой. Делаешь ставку. И непременно проигрываешь. Ибо что? Не пытайся выиграть у природы. Бесполезно. По этой причине и происходят наводнения и землетрясения – человека становится слишком много: он пытается показать себя в качестве вершины эволюции, ну чуть что, сразу падает на глубину Мариинской впадины.
Бедная Марианская впадина. Она стала пристанищем для огромного количества хороших людей. А плохие… Плохие всегда на поверхности.
Серёга шмыгнул носом.
– А ты когда-нибудь был в пионерском лагере?
– Меня выгнали из пионеров. Мама старательно разучивала со мной по вечерам клятву пионера. Она хотела, чтобы я стал партийным функционером. Говорила мне: «Будешь сначала пионером, потом комсомольцем, потом вступишь в партию и, если будешь учиться, станешь таким же, как товарищ Хрущёв. Все тебя уважать будут». А я не хотел быть пионером. Я хотел быть простым ребёнком, без выполнения каких-то обязанностей. Да и галстук красный мне никогда не нравился. Но в ту пору я не хотел расстраивать маму, поэтому нехотя повторял за ней слова клятвы. Но нутро бунтарское взяло своё. Однажды на уроке мне задали вопрос про Ленина, на который я не мог ответить, потому что совершенно им не интересовался. Мне поставили двойку. А я от обиды на перемене побежал в коридор и вытолкнул небольшой такой бюстик Ленина в окно. Из пионеров меня выгнали тут же. Из школы, кстати, тоже. Мама долго ругалась, но больше ни к чему не принуждала. Как будто бы поняла, что это бесполезно. А ты к чему спрашиваешь?
– Просто я никогда не был. Я хотел. Очень хотел. Но каждое лето, когда другие ребята уезжали в лагерь, меня отвозили в деревню к бабушке. Она одинока. А я был для неё единственной отрадой. Сами родители ей времени практически не уделяли. Поэтому отправляли меня. А мне очень хотелось бы побывать.
– Летом там хорошо, должно быть.
– Море, свежий воздух, много общения.
– Произносишь и смакуешь?
– Есть такое.
– Бедный ребёнок.
9
– Митька.
– Есть такое имя в моём паспорте. Что такое?
– Поехали в «Артек».
– Зачем?
– Ну неужели тебе не хочется побывать в пионерском лагере?
– Я уже своих пионеров должен отправлять.
– Но раз у тебя их нет, то ты вполне можешь съездить сам.
– Будем девчонкам мазать лицо зубной пастой?
– Скорее, поварихам. Но я серьёзно говорю: поехали.
– Меня уже не возьмут в пионеры. Нет обратного пути.
– А мы вожатыми.
– Так себе затея.
– Тебе работа нужна?
– Нет.
– Тебе срок нужен?
– Убедил.
Мы сами не заметили, как вернулись к колонке. Рядом с ней лежало бревно. Не то чтобы очень старое, но уже не внушающее доверия. К тому же сырое. После дождя-то. Мы проигнорировали высокие шансы запачкать единственные штаны трухой или прочей неприятной дрянью. Сели.
– Почему именно туда?
– Ты хочешь на завод?
– Заводская романтика. Что может быть лучше? Зато какие книги могут быть написаны – «Любовь на трубопрокатном стане».
– Ерунда какая.
– Или «Бунт на проходной».
– Ещё больший бред.
– «Пьянящее слово прораба»…
– Ну, если бы в этой книжке прораб рассказывал рецепты самогона домашнего, я б купил.
– Ты понимаешь, какое слово тебе скажет прораб, если ты пьяным на работу придёшь?
– Не скажет.
– Почему?
– Он первый начал. И вообще, может, хватит пить?
– Зачем?
– Для разнообразия. И не ты ли говорил, что в жизни нужно попробовать всё?
